Еще несколько чудом сохранившихся листочков, исписанных карандашом... Простой рассказ о нескольких летних днях далекого 1897 года...Для кого писала она? Могла ли предположить, что их будут читать спустя 120 лет?..
Из сохранившихся записей Екатерины Тимофеевны Колесовой, жены художника А.М. Колесова. Екатерине Тимофеевне 54 года.
Нынешним летом я собралась гостить в Ситниках (деревня близ Сергиева Посада; там было имение Подлужиных) в июне. Прежде меня гостили там Аня и Женя (дочери –23 и 20 лет); они поехали 9 июня с тем условием, что Аня прогостит 10 дней, а Женя останется до моего приезда. 20-го числа я отправилась на вокзал в 4-ом часу дня и встретилась там с Аней, только что приехавшей в Москву. По 2-му звонку мы с нею вместе вошли в вагон, я заняла место, но в вагоне было так жарко и душно, что у меня совершенно закружилась голова, тем более, что и с утра мне очень нездоровилось, и я совсем было решилась остаться в Москве, но не осталась только потому, что обещала непременно приехать ко дню рождения Д.Д. (Дмитрий Дмитриевич Подлужин) и за мною хотели выслать лошадей на станцию; обмануть было бы очень невежливо, да и выходить из вагона было слишком поздно: 3-ий звонок – и поезд покатил в путь, предоставив вне жариться на солнышке у окна более 2 часов сряду. Место в вагоне я выбрала ужасно неудобное; желая увидеть Лавру, не доезжая до станции я села у окна по левую сторону вагона, тут-то и попалась как раз на пыль и на солнце. Голова разболелась до невозможности, а пересесть было совершенно некуда, пассажиров было много и, на мое горе, никто не выходил на станциях. В Пушкине по нашему вагону еще две новые путешественницы, несколько полная дама в светлом платье и большой модной шляпке, и очень молоденькая барышня-блондинка в полудлинном платье из шотландки, но не найдя свободного места, пошли дальше. Я подумала, что это была Ф.Ф. Васильева с дочкой (я знала, что они собирались ехать в это же время, но, боясь ошибиться, не решилась их остановить, да и не успела бы этого сделать: вокруг меня (рядом и напротив) сидели такие «интересные кавалеры» в длинных сапогах и блиннейших ватерпруфах, да еще с большими узлами, что мимо их не скоро можно было пройти. В Хотькове они все вышли, а я пересела к другому окну, на правую сторону; в это же время в вагон вошла опять та дама с барышней; я не ошиблась, это и в самом деле была Ф.Ф. со своей дочкой М.А. или Марусей, как ее называют в семействе. Барышня это мне очень понравилась еще с первого взгляда, когда она проходила вагоном, и мое первое впечатление было очень верно: она оказалась очень милой и внимательной, сейчас же помогла мне при выходе из вагона на платформу и даже взялась нести мой сверток, хотя мне это было и очень совестно; и после, при наших прогулках, помогала мне идти с горы или на гору. Мы все вместе доехали до Лавры; здесь нас ожидали две пролетки, каждая в пару лошадей. Ф.Ф. с дочкой сели в одну пролетку и уехали прежде меня, а в другой оставалось свободное место, назначенное еще для одной дамы, но она почему-то не приехала, так что мне приходилось ехать одной, но я, зная, что еще обещал быть Н.М.П., решилась остаться его подождать, думая при этом, что А.К. (Алексей Константинович Саврасов – прим.), вероятно, не поедет его встречать, когда узнает от Ф.Ф., что для него есть место в пролетке. Но, к сожалению, я не узнала, в котором часу Н.М. будет на станции и прождала напрасно; пришел поезд в 8-м часу, а Н.М. все нет, и я все равно должна была ехать одна, потеряв понапрасну 2 часа или больше; и какая же тоска была оставаться одной на станции, так и сказать невозможно! А как я могла решиться ехать одна, зная, что приедет еще один гость и есть свободное место; совсем не знала, как лучше поступить (по дороге в Вифанию встретился мне А.К.; он ехал в кабриолете встречать Н.М., который мог приехать лишь с 9-ти часовым поездом).
Продолжение следует...
Из сохранившихся записей Екатерины Тимофеевны Колесовой, жены художника А.М. Колесова. Екатерине Тимофеевне 54 года.
Нынешним летом я собралась гостить в Ситниках (деревня близ Сергиева Посада; там было имение Подлужиных) в июне. Прежде меня гостили там Аня и Женя (дочери –23 и 20 лет); они поехали 9 июня с тем условием, что Аня прогостит 10 дней, а Женя останется до моего приезда. 20-го числа я отправилась на вокзал в 4-ом часу дня и встретилась там с Аней, только что приехавшей в Москву. По 2-му звонку мы с нею вместе вошли в вагон, я заняла место, но в вагоне было так жарко и душно, что у меня совершенно закружилась голова, тем более, что и с утра мне очень нездоровилось, и я совсем было решилась остаться в Москве, но не осталась только потому, что обещала непременно приехать ко дню рождения Д.Д. (Дмитрий Дмитриевич Подлужин) и за мною хотели выслать лошадей на станцию; обмануть было бы очень невежливо, да и выходить из вагона было слишком поздно: 3-ий звонок – и поезд покатил в путь, предоставив вне жариться на солнышке у окна более 2 часов сряду. Место в вагоне я выбрала ужасно неудобное; желая увидеть Лавру, не доезжая до станции я села у окна по левую сторону вагона, тут-то и попалась как раз на пыль и на солнце. Голова разболелась до невозможности, а пересесть было совершенно некуда, пассажиров было много и, на мое горе, никто не выходил на станциях. В Пушкине по нашему вагону еще две новые путешественницы, несколько полная дама в светлом платье и большой модной шляпке, и очень молоденькая барышня-блондинка в полудлинном платье из шотландки, но не найдя свободного места, пошли дальше. Я подумала, что это была Ф.Ф. Васильева с дочкой (я знала, что они собирались ехать в это же время, но, боясь ошибиться, не решилась их остановить, да и не успела бы этого сделать: вокруг меня (рядом и напротив) сидели такие «интересные кавалеры» в длинных сапогах и блиннейших ватерпруфах, да еще с большими узлами, что мимо их не скоро можно было пройти. В Хотькове они все вышли, а я пересела к другому окну, на правую сторону; в это же время в вагон вошла опять та дама с барышней; я не ошиблась, это и в самом деле была Ф.Ф. со своей дочкой М.А. или Марусей, как ее называют в семействе. Барышня это мне очень понравилась еще с первого взгляда, когда она проходила вагоном, и мое первое впечатление было очень верно: она оказалась очень милой и внимательной, сейчас же помогла мне при выходе из вагона на платформу и даже взялась нести мой сверток, хотя мне это было и очень совестно; и после, при наших прогулках, помогала мне идти с горы или на гору. Мы все вместе доехали до Лавры; здесь нас ожидали две пролетки, каждая в пару лошадей. Ф.Ф. с дочкой сели в одну пролетку и уехали прежде меня, а в другой оставалось свободное место, назначенное еще для одной дамы, но она почему-то не приехала, так что мне приходилось ехать одной, но я, зная, что еще обещал быть Н.М.П., решилась остаться его подождать, думая при этом, что А.К. (Алексей Константинович Саврасов – прим.), вероятно, не поедет его встречать, когда узнает от Ф.Ф., что для него есть место в пролетке. Но, к сожалению, я не узнала, в котором часу Н.М. будет на станции и прождала напрасно; пришел поезд в 8-м часу, а Н.М. все нет, и я все равно должна была ехать одна, потеряв понапрасну 2 часа или больше; и какая же тоска была оставаться одной на станции, так и сказать невозможно! А как я могла решиться ехать одна, зная, что приедет еще один гость и есть свободное место; совсем не знала, как лучше поступить (по дороге в Вифанию встретился мне А.К.; он ехал в кабриолете встречать Н.М., который мог приехать лишь с 9-ти часовым поездом).
Продолжение следует...
